«Четыре контейнера для нас сложно, но два контейнера - идеальный вариант»
В «мусорной» сфере региона в ближайшие месяцы произойдут большие изменения. Появятся официальные операторы по обращению твёрдых бытовых отходов, начнётся строительство мусоросортировочных станций. Возможно, увеличится доля перерабатываемых отходов.
А как обстоит с этим дело сейчас? «Русский Запад» встретился с руководителями саморегулируемой организации «Региональный союз переработчиков отходов Калининградской области» (РСПО КО): председателем Святославом Лавриненко и заместителем председателя Марком Балановским.
Сколько всего Калининградская область производит отходов?
Лавриненко: Есть коммунальные и производственные отходы. У нас нет больших производств. Предполагается, что 300 тысяч тонн формирует ТКО (твёрдые коммунальные отходы) и 300 тысяч тонн - производства. Всё, что касается населения, то там назначается тариф. Производственные отходы отданы на откуп взаимодействию двух субъектов - отходообразователя и отходообработчика.
Государство не регулирует сферу производственных отходов в части тарифов?
Балановский: Правила обращения регулируются, ценовая политика - нет.
Лавриненко: Обязательства вовлекать, сдавать, утилизировать, обезвреживать - есть в законе. Тарифов - в законах нет.
Балановский: Эти отходы регулируются 89-м федеральным законом об отходах производства и потребления. А есть ещё целые группы отходов - биологические отходы. Это навоз, убой. Они регулируются ветеринарными СанПиНами. Есть отдельные направления - медицинские отходы, они регулируются медицинскими СанПиНами. Есть радиоактивные отходы, они регулируются отдельными постановлениями.
Каков объём биологических отходов?
Балановский: Мы считали по поголовью, по норме накопления навоза от каждого животного, птицы, свиньи, коровы и так далее - 300 тысяч тонн в год.
Статистика по медицинским отходам вариирует от 100 до 700 тонн.
Территориальная схема, которая недавно опять была принята, определяет количество медицинских отходов на уровне 2,5 - 3 тысячи тонн в год. Но дело в том, что к отходам медучреждений относят все — твёрдые коммунальные отходы (ТКО), объедки и так далее. Они занимают большую часть из этих 2,5 тысяч тонн.
Мы назвали именно эпидемиологически опасные отходы. Категории Б и В. Они соприкасались с жидкостями больных, лекарств, анализов и так далее.
Как минимум треть мусора можно не допустить в общий контейнер, отправив на переработку.
Насколько они опасны?
Лавриненко: Мы предполагаем, что они опасны. Но мы - не медики.
Балановский: По идее, всё, что выезжает за пределы медицинских учреждений, должно быть уже дезинфицировано. Отходы должны быть или герметично упакованы, или на месте уничтожены, или промыты, выдержаны в химреактивах и так далее.
У нас это происходит? Специальные фургончики ездят на колёсах со специальным знаком.
Лавриненко: По идее, они все должны погружаться в жидкость, а потом уже на обезвреживание. Чтобы вовлекать эти отходы в обработку, утилизацию, надо производить обезвреживание прямо на месте, чтобы получить ликвидные отходы, которые можно вовлечь в оборот.
По идее это всё должны сжигать, но частично сжигается, а частично в неизвестном направлении двигается.
Балановский: Есть профессиональные операторы, которые не все, вероятно, добросовестные. У нас в союзе есть фирма-оператор по работе с медицинскими отходами.
Дело в том, что есть существенный нюанс: любые медицинские отходы должны сжигаться при температуре не менее 1200 градусов Цельсия. У нас таких печек в регионе, как мы предполагаем, две.
Лавриненко: Они входят в наш Союз переработчиков отходов - та организация, у которой есть такие печки. Но есть те, кто не входит в союз, и тоже предлагает свои услуги на рынке. Как это происходит? У нас остаётся много вопросов. Те, кто хочет легально участвовать на рынке в распределении потоков и безопасно всё это делать, они в союзе. А кто не хочет заниматься официально, делать что-то в тени, как правило, они избегают контактов с союзом. Но мы знаем, что они на рынке присутствуют. Они являются плохими конкурентами, снижают цены ниже себестоимости реального обезвреживания. Мы задались вопросом, какие у них возможности снижать цены?
Балановский: У нас были полевые расследования. Мы видели эти установки. Там температура горения 600 градусов Цельсия. А это даже не обезвреживание, а генерация вредных выбросов. Грязный пластик с хлором, представьте себе!
У нас есть опыт глубокой переработки медицинских отходов, отдельных её фракций. Это, прежде всего, медицинские шприцы.
Лавриненко: Вовлечь в оборот можно до 30% медицинских отходов. Потому что бинты, вата, кровь... там только сжигание. У нас в области инфицированных только по ВИЧ около шести тысяч, где они блуждают и в каких больницах они появляются, мы не знаем.
Переработка таких очень опасных отходов недешёвая. Вы просили помощь у государства?
Лавриненко: Мы говорили о создании условий для переработчиков: дать им льготу по налогу, раз нет финансовой поддержки. Через льготу по налогу мы планируем выводить «в свет» как можно больше предприятий, чтобы они работали прозрачно и открыто. Сейчас ряд предприятий, позиционирующие себя переработчиками, но не входящие в союз, часто занимаются пиратством. Да, они тоже являются переработчиками, но связывать союз с такими предприятиями я бы не хотел. Мы ведём определённую борьбу с такими фирмами, создающими недобросовестную конкуренцию нашим предприятиям.
Депутат Павел Фёдоров недавно сказал, что при предоставлении льготы бюджет потеряет 20 млн рублей. Но мы можем не только сократить доходы, мы можем пополнить бюджет! Если мы вовлечём в легальный оборот хотя бы 25 - 30% медицинских пластиков, то сократим затраты на конкурсные процедуры. Сейчас на конкурсах тратится до 30 млн в год только на обезвреживание опасных медицинских отходов. Стоимость обезвреживания - от 150 до 180 рублей на килограмм медицинских отходов. Мы можем в два раза уменьшить эту цифру и вовлечь в оборот до 30%.
Министр экологии и природных ресурсов Калининградской области Олег Ступин.
Мы вышли с этим предложением в министерство экологии [и природных ресурсов Калининградской области]. Надо отдать должное министру (Олегу Ступину. - Прим. РЗ), он нас услышал и привёл к министру здравоохранения [Калининградской области] Александру Кравченко. Мы с ним встретились.
Какие впечатления от встреч, общения с министрами? Они осознают проблемы?
Лавриненко: Наши министры работают недавно в правительстве и сталкиваются в своей работе с той системой, которая была сформирована годами. Александр Кравченко очень заинтересовался и предложил проект, у нас получился очень живой диалог.
Это первые министры, которые начали реагировать на наши обращения. Мы только позвонили - мне звонит министр экологии: готов встретиться!
Министр здравоохранения Калининградской области Александр Кравченко.
Балановский: С 2009 года мы писали каждому министру здравоохранения того же содержания. Откликнулись только сейчас.
А есть регионы в России, где хорошо поставлена переработка медицинских отходов?
Балановский: Такой статистики мы не ведём. В вопросах переработки отходов Калининградская область - как раз один из флагманов в России. Мы собирали шприцы, капельницы, ещё ряд пластиковых отходов с 2009 года от всех учреждений. У нас было 150 организаций, кто сдавал нам шприцы, частные, государственные, все.
Святослав Лавриненко - автор технологии по глубокой переработке нефтесодержащих отходов в товарную продукцию. С середины нулевых годов мы перерабатываем битумосодержащие и нефтяные отходы и делаем кровельные материалы. Одним из этапов развития было производство мастик и праймеров, которое мы запустили в 2016 году.
У нас был накоплено много шприцов. В Калининградской области есть предприятие «Балтполимер», мы взяли наши шприцы, отдали им, и они нам сделали вёдра. В 10-килограммовые вёдра мы тарим нашу мастику, которая на 100% сделана из вторичного сырья. В составе мастики есть пиролизная жидкость от переработки шин. Во всём продукте, который пользуется успехом, из первичного сырья только этикетка.
Сколько производится такой мастики и праймеров?
Лавриненко: Мы делаем столько продукции, сколько можем реализовать, сколько требует рынок. Можем делать до 50 тонн месяц.
Расскажите подробнее про загрязнение окружающей среды автомобильными шинами.
Балановский: Мы два года проводили с КГТУ научные исследования по теме переработки покрышек и аккумуляторов. Мы вывели цифру, что в регионе в год образуется 30 - 33 тысячи тонн отработанных покрышек.
Лавриненко: Это эмпирическая оценка при условии, что все машины меняют шины. То есть, идеальные условия.
Сколько в Калининградской области шин на самом деле каждый год приходят в негодность и куда они все деваются, точно никто не знает.
Балановский: У нас были два способа переработки покрышек: механический, когда покрышка размалывается в резиновую крошку. Из крошки делаются маты.
Лавриненко: Есть ещё продукция из покрышек на жидкой клеевой основе. Но заказов нет. Клей дорогой. У нас не прижилась эта технология. Конкурировать с европейцами очень сложно. Их продукция здесь дешевле, чем наша. А вот плитка и маты идут - сбываются. Квот на продукцию местных производителей нет, нет регионального заказа.
А вывозить нельзя разве в виде полуфабриката отходы переработки за границу? Там и на полуфабрикаты есть спрос.
Лавриненко: У нас сейчас проблема с вывозом любой продукции, сделанной из отходов. Тот же «Форест» (предприятие-переработчик вторсырья. - Прим. РЗ) машины загрузил и снова разгрузил. Потому что нужно доказывать, что это не импорт. Маразм реальный. Надо менять закон. Отрасль просто останавливается. У меня сейчас был заказ на «АвтоВАЗ» в Тольятти: Экорубит, 1000 квадратных метров, сделаны из калининградских отходов. В виде эксперимента в мае я должен отправить партию. А я чувствую, что не могу отправить. Нужно доказать, что отход, из которого мы делаем [готовый товар], это растаможенный как импорт в прошлом продукт, что там заплачены все пошлины. Хотя отход, по определению, это другая стадия. Это образовалось в Калининградской области!
Святослав Лавриненко, председатель Регионального союза переработчиков отходов Калининградской области.
Балановский: Давайте я про шины завершу. У нас были два предприятия ещё в 2016 году. Мы утилизировали в год 1200 тонн предприятиями союза и другими. В 2017 году - где-то тысячу тонн. Два предприятия, занимавшиеся пиролизом, закрылись. В 2017 году закрылся «Эковтор», который занимался крошкой. Из пяти предприятий осталось осталось только два. При том, что проблема только хуже стала.
Шины - 4-й класс опасности. Автомобильные аккумуляторы - 2-й класс опасности. Это - отходы, наносящие непоправимый вред окружающей среде. Любые отходы, которые грязнее, чем бумага, запрещены к перемещению через страну. Надо оформлять трансграничное перемещение отходов и спрашивать разрешение у каждой страны, через которую движется отход. У нас в федеральном законе тоже норма, что ввоз отходов запрещён.
Отработанные автомобильные аккумуляторы - самый ликвидный вид отхода. Это цветной металл в чистом виде. У нас силён чёрный рынок, то есть, нелегальный. Кислотные аккумуляторы, насколько нам известно, легально вывозит только одно предприятие, которое входит в наш союз. Они исполняют дословно все нормы закона: оформляют в торгово-промышленной палате документы о происхождении каждого аккумулятора, где они его взяли, от кого, вплоть до ксерокопий ПТС машин, с которых были сняты аккумуляторы. И везут это морем - на пароме из Калининграда в Санкт-Петербург. Оттуда - на легальный большой аккумуляторный завод. Они дают всю легальную цепочку.
Легально здесь никто не может заниматься переработкой аккумуляторов. Их можно только вывезти в Россию на дальнейшую переработку. Куда деваются остальные аккумуляторы, по каким схемам и куда перемещаются, мы можем только догадываться. Объём рынка у легального оператора даже не доминирующий. Он - один из многих игроков, из тех кто в этой сфере работает. У него лицензия. Он обеспечивает мероприятия по охране окружающей среды. Ему очень трудно конкурировать с нелегалами. Потому что нелегалы не обеспечивают охрану окружающей среды. Они скупают аккумуляторы, тут же в гаражах разбивают. Пластик - в контейнеры для ТКО, кислоту сливают тут же или в канализацию, или в поле.
Мы также исследовали эту тему с 2009 год. У нас была статистика, по которой ежегодно в окружающую среду в Калининградской области сливалось до 3,5 тысяч тонн электролита. Мы предприняли ряд шагов, благодаря чему снизили на несколько лет до 600 тонн это количество. Но оно постепенно возвращается к исходным цифрам. Вывозят, по сути дела, уже чистые пластинки. Не как отход 2-го класса опасности, а как цветной металл. Электролит при этом уже нигде не фигурирует.
Мы общались с заводами, которые занимаются металлами. У заводов идеальная схема - они берут только пластинки. Куда чего девается, их не касается. Это очень мощный теневой сектор, с которым пока очень трудно бороться. А это, ещё раз, канцероген!
Если взять статистику Роспотребнадзора по онкологии, например, то мы видим, что она у нас не уменьшается.
В Калининградской области не самая плохая ситуация с окружающей средой, как свидетельствуют данные официальной статистики.
Лавриненко: Когда нам говорят, что у нас не такая плохая ситуация, город чистый, я говорю, что от перестановки мест объём отходов не уменьшается. Второй момент: все опасные отходы имеют активную среду - воздух, земля, вода - и имеют накопительный эффект. Почему сбивается иммунная система человека? Он сегодня подышал ртутью один раз, ничего с ним сразу не случилось. Но если он 10 раз подышит ртутью в определённом месте, то здесь пошёл сбой - онкология пошла. Если всё в комплексе сложить - ртуть, батарейки, аккумуляторы, - то люди, которые в этой сфере работают, они понимают, что далеко не всё радужно.
А если с медиками поговорить, они расскажут?
Балановский: Они, наверное, будут молчать. Раньше публиковался полный доклад «Воздействие факторов окружающей среды на здоровье». Мы стали активно использовать цифры из доклада. Он был в свободном доступе на сайте, с подробными таблицами и так далее, его сняли. Засекретили.
Лавриненко: Всё снимается. Как только мы находим какую-то информацию и начинаем где-то говорить о ней, сразу снимается информация, уходят доклады, отчётов нет.
Балановский: С 2014 года перестали его публиковать, только выдержки. Из полноценного доклада оставляются два абзаца.
Перейдём от аккумуляторов к батарейкам и энергосберегающим лампам. Сколько их выкидывается?
Лавриненко: Мы нашли способ решения проблем с пальчиковыми батарейками. Их наибольший объём - 70% в соотношении с другими батарейками. Батарейки - 2-й класс опасности. Ртутные лампы, то есть, энергосберегающие, - 1-й класс опасности. Ещё опаснее, чем батарейки.
Мусор в центре Балтийска.
Сколько этих опасных отходов удаётся собрать от общего числа?
Лавриненко: 25 - 30% из них мы уже собираем, может быть, даже больше. Несколько лет назад сбора вообще не было. У нас сейчас в Калининградской области более 300 контейнеров для сбора батареек. Каждый месяц мы снимаем с ящика для сбора батареек от 5 до 10 килограмм.
По энергосберегающим лампам мы не обладаем объективной статистикой. Мы создали специальный ящик, в котором лампа перекатывается по мягкой наклейке, не разбиваясь. В нижнюю часть можно положить длинные лампы. Несут даже большие длинные лампы, которые не влезают. Похвально, что несут, а не выбрасывают. Но юридические лица должны сдавать их сами и платить за утилизацию.
Где стоят эти контейнеры для ламп?
Балановский: Раньше стояли в “Бауцентрах”.
А теперь?
Лавриненко: Они стояли там весь 2012 год. С 2013 года начался проект с другими контейнерами. С 2017 года мы начали новый проект.
Балановский: Мы работаем за счёт собственных денег, а не просто на общественных началах.
Лавриненко: Финансируем за счёт наших разработок и реализации из других проектов. Тысячи тонн отходов мы уже вогнали в товар. Продажа оборудования приносит какие-то деньги. Сейчас мы думаем над кластером, где можно было бы объединить несколько предприятий.
Марк Балановский, заместитель председателя Регионального союза переработчиков отходов Калининградской области.
Балановский: Всё, что связано с ртутьсодержащими лампами, от населения должны принимать управляющие компании. Был принят закон, по которому УК должны были с 2011 года создать пункты приёма ламп и проинформировать население. Но это не было сделано в принципе. Есть и региональные, и муниципальные нормативные акты, которые предписывают УК этим заниматься. Поэтому нам, «Олимп-Дизайну», пришлось брать и оплачивать эту работу по системе сбора ламп у населения.
Управляющие компании ничего не сделали. Мы им предложили софинансировать проект: мы большую часть расходов берём на себя. Мы даём им контейнеры, они за сами контейнеры не платят. Собственно, за фиксированную небольшую плату изымаем оттуда любое количество ламп. Всё, что туда напихают, мы всё берём. В 2017 году дело сдвинулось. Сейчас у нас уже 40 контейнеров стоит: Калининград, Пионерский, Переславское, Багратионовский район, Гвардейск, Светлый. А надо чтобы таких контейнеров было установлено хотя бы 4,5 тысячи - по числу контейнерных площадок.
Министерство экологии и природных ресурсов Калининградской области поддержало проект по отдельному сбору высокоопасных отходов: контейнер на острове Октябрьском в Калининграде.
Лавриненко: Да хотя бы тысяча! Чтобы была доступность.
Балановский: Главный принцип - любой контейнер должен быть доступен любому жителю Калининградской области вне зависимости от места проживания, принадлежности к управляющей компании.
Лавриненко: Мы предложили концепцию разделения отходов: «мокрые», «сухие» отходы, крупногабаритные отходы и отдельно опасные отходы - батарейки, энергосберегающие лампы.
Эта идея должна лечь в основу территориальной схемы по обращению с отходами. Мы изложили министру нашу версию.
Но если директивно не будет внедрена раздельная схема сбора отходов, то никакой региональный оператор не будет это делать по собственной воле. Так как нас пока не услышали - мы сказали, что запускаем эту модель. Первый этап пошёл. Нас и население, и министерство поддержали. Из 40 контейнеров [для батареек и энергосберегающих ламп] 20 нам помогло установить министерство, они выделили грант на их изготовление.
Но нет понимания, понесёт ли народ отходы. У региона нет бюджета, чтобы дополнительно оплачивать производство контейнеров, оснащать площадки.
Мы говорим о кластере, о переработке отходов, о вовлечении ликвидных отходов в оборот. Только такая модель позволит это сделать.
Если перейти к раздельному сбору отходов, будет ли население разделять мусор?
Лавриненко: На старте у нас не будет идеального варианта. Мы предлагаем несколько вариантов мотивации. Сейчас есть огороженные территории, где люди готовы уже поставить контейнеры.
Давайте внедрим три контейнера, сделаем пилотный проект в каком-нибудь микрорайоне: опасные отходы, «сухие» и «мокрые» отходы.
У нас есть письмо от Роспотребнадзора: запретов на установку отдельных контейнеров для ртутьсодержащих ламп нет. Когда нам говорят, что нельзя, то мы это письмо показываем.
Примерный вариант организации контейнерной площадки по предложению Регионального союза переработчиков отходов Калининградской области.
Сможет ли население разделять отходы, если официально отходы не разделяются?
Лавриненко: Мы считаем, что всё должно быть в комплексе. Не надо предлагать вариативность людям: так или этак. Надо только мотивировать. Например, если вы разделяете отходы, то платите, образно говоря, 100 рублей в месяц, если не разделяете, то не вопрос: за вас разделят на сортировке, но вы тогда платите, условно, 300 рублей в месяц.
Если предложить разделять или не разделять по одному тарифу, то население будет делиться на 80 - 90%, которым пофиг, и 20 — 10%, которые будут идеологами этой идеи.
Модель должна быть чёткая: УК проводит собрание - два варианта, платим 100 или 300 рублей, кто за? Люди, например, проголосуют: да, мы будем разделять. Всё, принято решение! Договор заключен. Ставятся два контейнера. Пошёл процесс.
Почему это важно и нужно? Когда всё это в одном контейнере, то на сортировочном комплексе невозможно отделить большой процент ликвидных отходов. Они будут мятые, мокрые, даже электроника не увидит тот ПЭТ, если на нём какой-то памперс будет лежать.
Мы говорим об уменьшении захоронения отходов. А уменьшение мы можем дать только через раздельный сбор и вовлечение отходов в производство. Тогда у нас на свалку пойдёт 30%.
А что должно быть в “сухом” контейнере?
Лавриненко: Бумага, жестяная банка, ПЭТ-бутылка, стекло, резина, ветошь. У нас есть прообраз - ПЭТ-бутылки собираются в сетки. В «мокром» контейнере - растения, памперсы, смёт, пищевые отходы. По идее, пищевые отходы тоже надо раздельно собирать. Но это не пойдёт сейчас. Они не создадут большой проблемы для региона. Пока их можно везти на полигон.
Мы предложили социальный проект. Например, гражданам от 60 до 70 лет плата в 50% от тарифа, а старше 70 лет - бесплатно. И бабушки станут помощницами, они будут следить за порядком, чтобы правильно разделали.
А если люди принципиально приняли решение и не разделяют, значит, будет инспектор, который будет фиксировать. И потом через управляющую компанию будут уведомления о тарифе за неразделяемые отходы.
Мы шесть лет мониторим ситуацию в регионе. Когда говорят, что люди не готовы, мы знаем, что это не так. Дайте людям возможность!
Раздельный сбор ПЭТ-бутылок уже ведётся.
Балановский: У нас очень хорошая обратная связь с жителями. С 2009 года работает горячая линия по вопросам обращения с отходами, по ней можно бесплатно получить консультацию. 90% обращений жителей говорят, что людям нужна инфраструктура для правильного обращения с отходами. Больше всего заявок: куда можно сдать лампочку, поставьте нам контейнер под ПЭТ-бутылки. Поэтому мы эти моменты прекрасно понимаем. У нас 50 тысяч жителей Калининградской области выезжают на выходные в Польшу, Литву. Там есть раздельный сбор мусора, и там они пользуются этим и не возмущаются. Они же не говорят, что что-то там в Германии не то делают. По меньшей мере, несколько десятков тысяч человек у нас научились что-то делать самостоятельно.
Люди предлагают дать им инфраструктуру, а потом уже посмотрим. Когда мы стали ставить контейнеры под ПЭТ-бутылки, то нам говорили, что будут мусорки. Да, две — три первые недели так и было. Со второго месяца у нас практически чистый отход.
Что происходит потом с ПЭТ-бутылками?
Балановский: По идее, должна быть сортировка по цветам и измельчение.
Лавриненко: Мы это пока собираем, прессуем и экспортируем. Ликвидность прессованного сырья меньше, чем измельчённого. Но чтобы ставить оборудование для более глубокой переработки, нужны объёмы. Есть предприниматели, которые готовы ставить оборудование, брать средства в кредит.
Если мы не запустим раздельный сбор на два контейнера, то машины как ездили на свалку со всем мусором, так и будут ездить, а сортировку будут объезжать.
Четыре контейнера для нас сложно, но два контейнера - идеальный вариант.
К нам приезжали немецкие коллеги, которые говорят, что для нас идеально начинать с двух контейнеров. А почему они делят на 4 контейнера? Они отвечают: тогда, 40 лет назад, ещё не было таких технологий разделения.
Мы запустили сетки для ПЭТ-бутылок в 2012 году, поставив их в центре города. Люди ехали с других районов города, чтобы опустить свою бутылку.
Схема логистики отходов Регионального союза переработчиков отходов Калининградской области.
Балановский: В Правилах осуществления деятельности регионального оператора есть пункт об осуществлении раздельного сбора мусора в Калининградской области. То есть, это - обязанность. Правила обращения с твёрдыми коммунальными отходами также содержат отдельную главу о раздельном сборе отходов. В территориальной схеме по обращению отходов сказано, что региональный оператор осуществляет свою деятельность и должен составить план внедрения раздельного сбора отходов.
Но мы в этом направлении ничего не сделали?
Лавриненко: Мы сделали! Кто-то не сделал.
Балановский: Вся нормативная база уже есть. Но её главная проблема - вариативность. Она даёт возможность усмотрения: многоконтейнерную систему, два контейнера, а можно и не делать раздельный сбор.
Раздельный сбор - как бы должен [быть]! Но в постановлении не указан конкретный срок. Вроде должен. Но когда?
У нас контейнерные площадки не готовы, не приспособлены, но мы можем двигаться постепенно, у нас треть контейнерных площадок уже готова.
Никто не говорит, что все 300 - 500 тысяч тонн отходов сразу надо разделять. Всё в разумные сроки, тогда можно будет привлекать серьёзных инвесторов.
Как обстоят дела с промышленными отходами?
Балановский: Промышленные отходы имеют более высокий класс опасности по сравнению с бытовыми - 3 или 4-й. Все возможности у предприятий союза для безопасного обращения с этими отходами есть.
Любой отход, который нельзя переработать здесь, можно вывезти на полигоны в большую Россию.
Крупные предприятия щепетильно относятся к оформлению документов. Основные производства - по переработке промышленных отходов. Самые распространённые - нефтесодержащие отходы. Всё это используется. Благодаря этому достигается неплохая статистика по переработке отходов.
Лавриненко: В сфере переработке отходов отражается всё то, что происходит и в политике. Если нет шевеления надзоров, органов власти, то и предприятия не шевелятся. А если бы говорили об этом, писали бы письма, требовали, отчёты бы принимали и требовали бы их, то была бы совершенно другая картина.
Святослав Лавриненко; Марк Балановский.
И всё же: есть ли какие-то объективные данные о вредном воздействии на здоровье жителей Калининградской области из-за нерешённого вопроса утилизации отходов?
Лавриненко: Мы знаем, что это вредно. Но насколько это вредно и на что влияет, должны ответить специалисты. Мы можем сказать, сколько отходов того или иного класса опасности оказывается в окружающей среде, а специалисты должны дать свою статистику.
Балановский: Для примера. Росприроднадзор - 40 человек, региональный эконадзор - около 15 человек, госучреждения, которые должны вести исследования вредного воздействия окружающей среды на человека, - 22 человека. Россельхознадзор - около 40 человек, Роспотребнадзор - тоже немало людей.
А нас в союзе - трое.
Госорганы ведут свою работу?
Балановский: Ведут, конечно. Но статистики у нас нет. Мы оперируем экспертными оценками. Но помимо этого, нам надо работать в своей сфере - переработке. Это тяжёлый бизнес, негарантированный и опасный.
Спасибо за интервью!
© ИА Русский Запад/аш