Чем Сушкевич и Белая убедили присяжных

Оправдательный приговор калининградским врачам Элине Сушкевич и Елене Белой всколыхнул Калининград: поздно вечером, 10 декабря 2020 года, у здания Областного суда собрались взволнованные близкие докторов и журналисты.

Докторов обвиняли в убийстве младенца. Так следователи трактовали причину смерти недоношенного, 700-граммового младенца, которого пытались и не смогли спасти в роддоме № 4 ещё в 2018 году. Судебное разбирательство длилось последние 5 месяцев. Всё это время и на долгие месяцы следствия два врача, Элина Сушкевич и Елена Белая, были отстранены от работы и находились под домашним арестом. Им разрешили ходить не дальше ближайшего магазина и места утилизации отходов. Приставы контролировали соблюдение меры пресечения с помощью специальных браслетов на ногах. На суде доктора и их защитники опровергали все обвинения и дезавуировали выводы судебно-медицинской экспертизы. Однако, до последнего было не ясно, на чью сторону склонятся весы.

В последние два дня, 9 и 10 декабря, суд по делу об убийстве проходил в формате прений. Центральной частью дискуссий стало последнее слово обвиняемых, Белой и Сушкевич. «Русский Запад» собрал главные тезисы их выступлений. Врачи выступили одна за другой, вечером 10 декабря 2020 года.

8 человек на 16 квадратных метрах

"Очень хотелось бы мне, как акушеру-гинекологу, чтобы все выходили из роддома счастливыми и довольными и вспоминали доктора только добрыми словами, - сказала Елена Белая, подсудимая, бывшая исполняющая обязанности главного врача калининградского роддома N 4. - Я хотела бы принести свои извинения за медицинскую помощь, которая оказана в 4-м родильном доме. Критике она не поддаётся".

Однако, представленную гособвинителем версию событий, произошедших 6 ноября 2018 года, Белая назвала не соответствующей действительности. Сама Елена напомнила, что пришла на работу около 9 утра и встретила там заведующую отделением новорожденных Татьяну Косареву.

"Ею было доложено, что в родильной палате находится ребёнок, с экстремально низкой массой тела, который родился и находится в крайне тяжёлом состоянии, - продолжила Елена Белая. - Он не транспортабельный, не стабильный даже на вазопрессоре (лекарство, повышающее артериальное давление - прим. "Русского Запада). Каждый доктор знает, что это уже терапия отчаяния. Давление у него не держится даже на таких препаратах как допамин и адреналин. В палате было 8 человек. 8 человек на 16 квадратных метрах. Я задавала себе вопрос: для чего, если только один врач имеет специализацию? Было сказано, идти на свои рабочие места, у всех есть свои профессиональные обязанности. Всё равно, стоило только отвернуться, все возвращались. Я поняла, что это может свидетельствовать только об одном: я для коллектива не была авторитетом".

На утреннем совещании, по словам Белой, никто из её подчинённых не доложил, что новорожденный нестабилен.

"Я посчитала необходимостью, донести до мамы правду, - вспомнила врач. - Мама, как и любой пациент (это прописано в нормативных актах), имеет право знать о состоянии своего ребёнка. Я позвала за Ахмедовой и рассказала ей, что не всё для ребёнка так хорошо, прогнозы плохие, имеет место сердечно-сосудистая недостаточность. Конечно, только я разговаривала с семьёй Ахмедовой, с самой Ахмедовой".

«До последнего боролась за жизнь»

Белая сказала, что ранее предлагала матери ребёнка помощь по подготовке беременности, но та отказалась.

"На совещании с утра я была крайне возмущена тем, что произошло, - вспомнила акушер-гинеколог. - Такая женщина, столько рисков… Мне не сообщено было, не доложено, никого не позвали на помощь, хотя для этого следовало сделать всего-лишь телефонный звонок и та же бригада приехала в 4.30, непосредственно на роды и оказала бы помощь совсем другого уровня. Акушерская помощь вообще не была оказана при подготовке родов. Неонатолог проспала. Оказалось, что надо было переписать историю родов (перешла на горькую иронию - прим "Русского Запада") и переложить всю ответственность за руководителя… Роды длились 9 часов 40 минут. За это время можно было изменить ситуацию. Все [врачи] сказали: "Мы ничего не успели, пришёл руководитель и навёл порядок вот так". После провокационных предложений заведующей отделения (Косаревой - прим. "Русского Запада"), на совещании я вышла на истерику? Чем это закончилось? Лишним подтверждением того что я опять не авторитет. Все встали, пошли по своим делам, никто не пошёл общаться с роженицей или как-то её утешать. В дальнейшем я, как негативный лидер, перевернула разговор в ординаторской в свою пользу".

Судья прервал последнее слово подсудимой репликой о том, что её взаимоотношения с коллективом не являются предметом судебного исследования.

Судья Сергей Капранов

"Никаких уговоров, распоряжений реаниматологу выездной бригады перинатального центра с моей стороны не было, - утверждала Елена Белая. - Доктор до последнего боролась за жизнь своего новорожденного, хотя, как я думаю, прекрасно понимала, что шансов у него мало. Проводился массаж сердца... Ни я ни доктор Сушкевич не знали, что в палате интенсивной терапии находится препарат "Магния сульфат". Для чего он там находится, если нет его протокола? Для чего он используется, для каких примочек, я тоже понятия не имею".

Подсудимая перечислила дефекты, с которыми родился несчастный малыш.

"В истории родов ни одного этого факта нет, - заключила Белая. - Где это записано? Думаю, на эти вопросы каждый сам себе ответит. Ещё раз приношу свои извинения и надеюсь на вашу объективность".

«Моя специальность - борьба за жизнь»

"С первого дня расследования этого уголовного дела я, сначала как свидетель, а потом как обвиняемая подтверждаю: я не совершала убийства ребёнка Ахмедова, магнезию я ему не вводила и меня никто не просил это сделать", - сказала присяжным Элина Сушкевич, врач-неонатолог, обвиняемая в убийстве ребёнка. Она, по её словам, назначила малышу обследование и оказывала ему всю необходимую помощь.

"За свою практику я не допускала, что врач может осознанно причинить вред своему пациенту, - продолжила подсудимая. - Моя специальность - борьба за жизнь пациентов. Точно также происходила борьба за жизнь ребёнка Ахмедова, ребёнка с экстремально низкой массой тела. Не просто так детей с экстремально низкой массой тела называют экстремалами".

Сушкевич, по её словам, пришлось работать с очередным маленьким пациентом, для которого обычные условия жизни изначально оказались сложными.

Элина Сушкевич и её защитник Андрей Золотухин

"Я оказывала всю помощь и смерть ребёнка наступила от состояния, которое у него было: синдрома дыхательного расстройства из-за незрелости лёгких, тяжёлой анемии в результате кровотечения и шока, на фоне недоношенности приведших к естественной смерти ребёнка, - засвидетельствовала врач-неонатолог. - Некоторые из этих состояний наступили из-за некачественно оказанной помощи и недостаточного наблюдения за ребёнком".

Позиция Сушкевич, по её словам, подтверждается совокупностью представленных в суде доказательств. Речь об истории родов, согласно которой малыш родился на 23-й неделе жизни, а также о выводах судебно-медицинской экспертизы: вес органов новорожденного не соответствовал гистационному сроку, был меньше нормы. По показаниям врача Балашенко, дата последней менструации от которой врачи-гинекологи отсчитывают срок беременности, «мать не могла вспомнить».

Эти её показания подтверждены словами нескольких свидетелей, врачей роддома N 4, которые подтвердили, что не осмотрели и не лечили ребёнка.

«На полном доверии к сотрудникам роддома»

"Я не являюсь лечащим врачом ребёнка, я - врач-консультант, который организует лечение совместно с учреждением, где находится пациент, - заявила Сушкевич. - "Организует" это не значит лечит. Работа врача бригады начинается с поступления вызова. Вызов - по телефону. Организация лечения начинается с этого момента. Врач, который находится на телефоне, не может быть лечащим врачом и лечить ребёнка по телефону. Лечит тот врач, который находится на месте. При приезде статус врача-консультанта не меняется. Он остаётся консультантом, но не лечащим врачом".

Сушкевич напомнила, что оказывала ребёнку экстренную помощь.

"И это ответ на вопрос прокурора, почему при остановке сердца помощь ребёнку оказывал консультант: он имеет право оказывать [экстренную] помощь без согласования с лечащим врачом, - сообщила неонатолог. - Также моя позиция подтверждается перепиской с Бабаян, в которой нет прямых указаний о введении магнезии".

Элина Сушкевич

Конкретики в переписке Сушкевич с упомянутым абонентом, по мнению самой Элины, нет: кто-то с кем-то о чём-то договорился.

"Не понятно, почему мои слова интерпретирует чужой человек, - сказала подсудимая. - Все записи о ребёнке я делала в листе осмотра, который остался в роддоме. Я его оставила без всяких сомнений, на полном доверии, как и раньше, сотрудникам роддома. Я не уносила его с собой, как утверждает государственный обвинитель. Ни один из свидетелей об этом не говорил. Не в моих интересах было скрывать этот лист".

Сушкевич сказала, что именно этот документ подтверждал объёмы и перечень видов помощи, оказанных ребёнку. Сушкевич также напомнила о признаках критического, предшокового, состояния ребёнка, неоднократно озвученных на суде: давление вдвое ниже нормы, кровотечение, критические показатели кислотности крови, уровень глюкозы втрое выше нормы.

"Все усилия в течение двух с половиной часов оказались напрасными, - подытожила Элина Сушкевич. - Ребёнок умер и на его теле есть следы от проведённых реанимаций. Я повторюсь: невозможно скрыть следы оказания помощи. Остаются следы инъекций и пасты. В течение всего этого времени я практически не отходила от ребёнка. Единственной моей целью было его стабилизировать и если состояние позволит, забрать в перинатальный центр".

Неонатолог сообщила присяжным, что заключение судебного эксперта, составившего заключение комплексной экспертизы говорит о том, что он ни разу не видел недоношенного ребёнка: выводы из данных анализов крови сделаны неверно, хотя и они не могут быть исчерпывающими. Показателей для квалифицированного заключения должно быть больше, а эксперт оперировал лишь сведениями о крови.

Элина Сушкевич и её защитники

Без причин ускорять летальный исход

“Магний содержится в органах любого человека, это нормально и не удивительно, что он обнаружен, - констатировала подсудимая врач. - Даже если бы мама не принимала дополнительных препаратов, магний всё равно был бы обнаружен. При сравнении с нормой эксперт использовал источники 1961 года… Самое главное, что не очень звучало на нашем заседании: наличие в организме ребёнка сульфата магния не определялось, ни в крови ни в органах. Определялся кофеин. Он не содержится в организм [изначально], его вводили и его нашли. Определялся метиловый спирт. Его не нашли в организме, потому что он не вводился…. У меня нет никаких причин ускорять летальный исход пациента. Это был не выходной день, чтобы я спешила домой, не вечер, чтобы мне хотелось скорее вернуться. Это был обычный рабочий день. Да, врач-консультант имеет право уехать, потому что организация помощи не значит, что он должен выполнять её непрерывно на месте. Я осталась, чтобы помочь врачам, потому что такие дети для них - редкость, что с ними делать они не знают, не имеют достаточного опыта. Говорить о том, что я спешила скрыться из 4-го роддома - абсолютно ложное обвинение. Я не связана статистикой, нас не наказывают за количество умерших детей. Единственный критерий моей работы, при разборе случаев смертности, какой объём помощи ребёнок получил. Я, как врач-реаниматолог, постоянно сталкиваюсь со смертью. Самое тяжёлое, говорить родителям о том, что ребёнок умер… Спасти пациента - профессиональная гордость каждого врача. Мы не решаем, умереть или жить ребёнку. Мы просто делаем свою работу. Уважаемые присяжные заседатели, меня обвиняют в убийстве, в преступлении, которого я не совершала. Я считаю, что наиболее бессердечным и циничным поступком является постоянная позиция обвинения, убеждать мать, потерявшую ребёнка, что её ребёнка убили врачи. Какое бы решение не приняли вы, присяжные заседатели, какое бы решение не принял суд, я повторяю: я не убивала ребёнка Ахмедова. Он умер и я соболезную горю семьи Ахмедовых. К сожалению, матери сегодня нет на заседании, она лично не услышит мои слова. Обвинение в убийстве должно быть изучено всесторонне. Должны быть использованы факты, а не домыслы и уж тем более, не эмоции. Прошу вынести оправдательный вердикт, так как никаких доказательств моей вины нет и быть не может”.

© ИА Русский Запад/пс